«Совесть моя так же чиста, как и карманы»

(«Бешеные деньги»)

Мои уважаемые комментаторы, говоря о Василькове и Лидии, не раз упомянули, что «хорошие мальчики имеют свойство влюбляться в нехороших девочек». А я вот хочу заметить, что и «нехорошие мальчики» умеют привлекать к себе – «тому в Истории мы тьму примеров слышим» (и в литературе тоже). И для меня такой персонаж в «Бешеных деньгах» - это Иван Петрович Телятев. «Неслужащий дворянин, лет 40» - так представляет нам его автор. Сорок лет по тем временам – это очень даже немало, однако легкомыслен Иван Петрович совсем не по летам.

Кажется, главная задача его жизни – это «жить с приятностями» и, на первый взгляд, ничего хорошего в герое найти нельзя. Он, к примеру, очень охотно взял бы Лидию в качестве любовницы (вспомним его пылкие признания: «Jean, ты мой?» - «Раб, раб, негр, абиссинец...» - «Надолго ли?» - «На век, на всю жизнь, даже более, если это можно»), однако категорически отказывается от брака с ней: «Значит, по форме, как следует, законным браком. Ну, извините, я этого не ожидал» - «Что я слышу? Чего же вы ожидали? Говорите!» - «Быть вашим слугой, рабом, чем угодно. А что касается брака, — это уж не моё дело». И очень цинично завершает свои рассуждения на эту тему: «Что ж бы я был за дурак, если бы стал отказываться от вашей любви и читать вам мораль? Извините, учить вас морали я никак не возьмусь, это мне и не по способностям, и совсем не в моих правилах. По-моему, чем в женщине меньше нравственности, тем лучше».

Слушая его рассуждения, невольно вспоминаешь хлестаковское «Ведь на то живёшь, чтобы срывать цветы удовольствия». Напоминаю: «Прощай, Глумов. Счастливого пути! Вспомни обо мне в Париже: там на каждом перекрёстке еще блуждает моя тень». Или ответ Василькову, увидевшему в нём «самого опасного соперника»: «Не бойся, друг! Кто в продолжение двадцати лет не пропустил ни одного балета, тот в мужья не годится».

Васильков дважды упомянет Телятева в числе тех, кто развратил Лидию: «Она от природы создание доброе; в вашем омуте женщина может потерять всё — и честь, и совесть, и всякий стыд. А ты развратней всех», «Только вам надо будет отучиться от некоторых манер, которые вы переняли от Телятева и прочих».

«Развращённость», по мнению Василькова – это ещё и стремление жить, ни за что не платя, и в этом Телятев подаёт ярчайший пример: «Вот охота лишнюю думу в голове иметь! Это дело предоставьте кредиторам, пусть думают и получают, как хотят. Что вам в чужое дело мешаться: наше дело уметь занять, их дело уметь получить».

Но в то же время этот беспутный человек («прохиндей», как окрестил его кто-то из комментаторов) вызывает у меня какую-то удивительную симпатию. Возможно, это связано с замечательными исполнителями – Ю.В.Яковлевым в кино (фото в начале статьи) и виденным мной в театре Н.В.Подгорным:

Он скажет Лидии: «Совесть моя так же чиста, как и карманы». Конечно, это сильно преувеличено. Но всё-таки в чём-то Телятев честнее того же Глумова (о нём речь впереди): он не стремится так откровенно высмеивать окружающих, не пытается обогащаться за чужой счёт. Более того, в какой-то момент он скажет: «Я просто предлагаю тебе деньги, по доброте сердечной, или, лучше сказать, по нашей общей распущенности: когда есть деньги, давай первому встречному, когда нет — занимай у первого встречного». И ведь действительно будет предлагать взаймы, узнав, что Васильков «переехал в такую гнусную квартиру» из-за нехватки средств, причём даже не зная точно, сколько даёт («Сочтёшь после. Тысяч около пяти»), категорически отказываясь от расписки («Уж от этого, сделай милость, уволь. С меня берут расписки, а я ни с кого; хоть бы я и взял, я её непременно потеряю») и предлагаемых процентов («Шампанским, других процентов не беру»).

Услышав обвинения Василькова и вызов на дуэль, он будет всячески отшучиваться, и, думается, вовсе не из-за трусости: «Не стоит, — поверь мне, не стоит. Если она честная женщина, из моего ухаживания ничего не выйдет, а мне всё-таки развлечение; если она дурная женщина, не стоит за неё стреляться».

И ему удастся расшевелить совсем упавшего духом Василькова – снова переводя разговор в какой-то несерьёзный тон: «Савва, ты дурачишься. У моего знакомого две жены бежали, что ж, ему два раза надо было застрелиться? Савва, ну, взгляни на меня! Послушай, я человек благоразумный, я тебе много могу дать хороших советов. Во-первых, ты не вздумай стреляться в комнате, — это не принято: стреляются в Петровском парке; во-вторых, мы с тобой сначала пообедаем хорошенько, а там видно будет… Ты лучше замолчи! А то я сам расплачусь; хороша будет у меня физиономия. Перестань, Савва, перестань! Отдайся ты на мою волю хоть на несколько часов! Мы с тобой пообедаем; чем я тебя буду кормить, поить — это моё дело».

И не случайно после случившегося именно Телятев станет своего рода поверенным Василькова в отношениях с женой. Можно ли верить Телятеву, когда он рассказывает о делах Василькова? Мне кажется, да. Не врёт ли он про деловые телеграммы? Думаю, что не врёт. Ведь его отношение к Савве Геннадьевичу на протяжении пьесы меняется. Поначалу он над ним подшучивает и выставляет в смешном свете: «Он очень долго был в плену у ташкентцев», «Он бывал в Лондоне, в Константинополе, в Тетюшах, в Казани». Или диалог с Лидией: «Какое имя!.. Он иностранец?» - «Из Чухломы». – «Какая это земля? Я не знаю. Её нет в географии». – «Недавно открыли».

Однако уже здесь признается: «Мне страшно его, точно сила какая-то идет на тебя». Но потом… Я верю его словам, сказанным, когда Васильков станет упрекать его из-за ухаживаний за Лидией: «Послушай, любезный друг! Ты меня лучше убей, только не оскорбляй! Я тебя уважаю больше, чем ты думаешь и чем ты стоишь».

И именно это уважение, по-моему, и заставит его помогать Василькову. Он прекрасно понимает разницу между состоянием Василькова и своим, и именно ему принадлежит определение, вынесенное в заглавие комедии: «Знаете ли, я недавно догадался, отчего у нас с вами бешеные деньги? Оттого, что не мы сами их наживали». А состояние Василькова – иное: «Деньги, нажитые трудом, — деньги умные»…

В конце комедии мы видим, кажется, полный крах Телятева: «Я вчера узнал, что я должен тысяч до трёхсот. Всё, что вы у меня видели когда-нибудь, всё чужое: лошади, экипажи, квартира, платье… Все кредиторы завтра явятся ко мне; картина будет поразительная». Но ещё поразительнее, что при этом он не теряет ни оптимизма, ни чувства юмора: «Я уверен, что кредиторы насмеются досыта. Я их приму, разумеется, в халате, это единственная моя собственность; предложу им по сигаре, у меня ещё с десяток осталось. Посмотрят они на меня да на пустые стены и скажут: ”Гуляй, Иван Петрович, по белому свету!” Один за жену сердит; этот, пожалуй, продержит месяца два в яме, пока не надоест кормовые платить. Ну, а там и выпустят, и опять я свободен, и опять кредит будет, потому что я добрый малый, и у меня ещё живы одиннадцать тёток и бабушек, и всем им я наследник».

Конечно, он ещё горестно воскликнет: «Ах, кабы меня кто взял в экономки!» Но в то же время отказывается от попыток помочь ему:

«Васильков (Телятеву). Прощай, друг, мне тебя от души жаль. Ты завтра будешь без крова и без пищи.

Телятев. Ты не хочешь ли мне денег дать взаймы? Не давай, не надо. Пропадут, ей-Богу, пропадут. Москва, Савва, такой город, что мы, Телятевы да Кучумовы, в ней не погибнем. Мы и без копейки будем иметь и почёт, и кредит. Долго еще каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем и пьём шампанское на его счет. Вот портные — от тех уважения мало. Но и старую шинель, и старую шляпу можно носить с таким достоинством, что издали дают тебе дорогу. Прощай, друг Савва. Не жалей нас. И в рубище почтенна добродетель».

Кто-то из комментаторов указал, что «большинство героев Островского-носители какой-то одной, главной для них черты! Многогранности, противоречивости в них почти нет». Насчёт противоречивости я согласна полностью: это не герои Достоевского, с их подчас «расколотым» сознанием. А вот многогранность вижу практически во всех. И Телятев, как мне кажется, - тому ярчайший пример.

Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь

"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь